Колдун из Ультимира. Один день в DOTA 2.

Сухая и колючая трава, высохшие кусты и мертвые, страдающие деревья – здесь даже воздух пах серой, а в редких ручейках плескалась не то жижа, не то кислота. Лэнник сорвал тусклый цветок, и он рассыпался пеплом в его перчатках. Солнечный свет тонул в блеклых облаках, а небо напоминало дымное полотно, сшитое сухим лесом на горизонте с погибающей землей.

– Я помню тебя другим, Эденгрин, – прошептал Дэмнок Лэнник. Эти слова будут записаны. Все слова будут записаны в Черном Гриммуаре.

Старый мастер сдул пепел с перчаток и зашагал к Свитсвеле, опираясь на завернутый в плотную ткань посох. Эту дорогу Лэнник прошел в одиночестве, как и все другие – он никогда не искал компаньонов. Слишком много горя сопутствует Лэннику на его пути, чтобы делить его с попутчиками.

Свитсвеле напоминал кладбище – так пустынны были его улицы. Можно было подумать, что город покинут, если бы не любопытные детские взгляды, сопровождающие Лэнника с ворот. Многие дома пустовали, но Дэмнок чувствовал тревожное дыхание жителей за заколоченными окнами и дверями. Старый мастер лишь сильнее опустил капюшон – в этом городе его не ждет радушный прием. Люди избегали красных мантий с пылающим оком на груди, и поступали так не зря.

Лэнник миновал таверну, рыночную площадь и вышел к ратуше, у порога которой ожидал отец-настоятель. Ряса на священнике износилась, некогда белоснежное изображение креста покрыла пыль, а сам настоятель казался изможденным и больным.

– Земля здесь больше не родит, – вместо приветствия сказал Лэнник, и голос его был наполнен злобой и укором: – Торговцы больше не придут в Свитсвеле за сахарными финиками и шелком, а правитель закрыл глаза на проклятие вашего края. Чего вы ждете?

– Тебя ждем, старый мастер, – невозмутимо склонил голову отец-настоятель.

– Я не исцелю ваши раны.

– Ты уничтожишь очаг болезни, – отец-настоятель отошел в сторону, приглашая внутрь. Лэнник поднялся по ступеням и оказался в скудно обставленной гостиной. Когда-то коридор этого здания украшали мраморные статуи великих людей, пол устилал белый махровый ковер, а с серебряных люстр лился мягкий свет сотен крошечных свечей.

– Управление забрало все ценности перед уходом, – ответил на незаданный вопрос отец-настоятель. – Меня зовут Версо Кварта, и это я посылал все эти письма в академию.

– Мне пришло только одно, – сказал Лэнник.

– Я подозревал, что не все дойдут, – кивнул Версо. – Прошу.

Отец-настоятель усадил гостя за стол и спустя некоторое время подал костлявую жареную утку с овощами и бутылкой вина. Сервировал он сам – слуги давно покинули ратушу. Версо подошел к окну и, прежде чем закрыть ставни, прикрикнул на прячущихся детей. Тело священника ослабло, но в голосе остались властность и сила. Убедившись, что больше никто не подслушивает, отец-настоятель устало опустился на стул напротив гостя, который даже не притронулся к еде.

– Сколько людей осталось в городе? – спросил Лэнник.

– Около сотни, – ответил Версо. – Здесь их дом, и они не хотят уходить.

– Свитсвеле больше не ваш дом, – возразил старый мастер.

– Здесь мы взращивали землю, растили детей, создавали семьи и строили дома. Куда нам идти? В землях королевства нас ждут только рабство и нищета, а на западе – смерть от орочьих мечей. Мы скорее погибнем от голода, чем сдвинемся с места.

– Вам угрожает нечто более страшное, чем голод.

– Именно поэтому я позвал тебя, старый мастер. Помоги нам.

– Вы готовы заплатить цену? – Дэмнок Лэнник поддался вперед, и отец-настоятель вздрогнул: из-под капюшона показались желтые, лишенные зрачков глаза.

– Я готов отдать жизнь, если потребуется, – ответил Версо, взяв себя в руки.

Дэмнок задумчиво кивнул.

– Ваш знаменитый Собор Омниссии еще стоит?

– Даже прокаженная земля не в силах осквернить святилище Омниссии.

– До заката собери всех выживших внутри. Пускай берут доски и инструменты, – произнес Дэмнок Лэнник. – Я начну обряд после захода солнца.

Остаток дня Дэмнок провел за переписыванием имен. Он разложил писчие принадлежности на церемониальном столе Собора, а Версо следил за очередью, чтобы каждый из оставшихся жителей честно ответил на вопросы старого мастера. Лэнник задавал всего три: «Как тебя зовут?», «Ты уверен, что не хочешь уйти?» и «Ты готов заплатить цену?». Ответы он записывал черными чернилами на страницах огромного гриммуара, особенно старательно выводя имена жителей, а после этими же чернилами рисовал у них на груди метку в виде черепа, заключенного в цепи.

– Оберег ото зла, – успокаивал людей отец-настоятель, безмятежно улыбаясь и демонстрируя такую же метку на своей коже.

– Разве это не оскверняет дух Омниссии? – спросил пожилой пекарь, когда очередь дошла до него.

– Все мы слуги Омниссии, Клудо. Не стоит бояться, – Версо дотронулся до его плеча, и мужчина тут же расслабился, словно уверенность священника передалась и ему.

Лэнник заскрипел зубами от злости.

Среди оставшихся встречались разные люди: здесь был и знаменитый своим талантом изобретателя кузнец Весхольм, не желающий бросать сеть кузниц за чертой города; странствующий менестрель Стигрик, мечтающий сложить песню о катастрофе, а также о мужестве и храбрости горожан; лекарь с необычным именем Ку Го Фра, жаждущий найти вакцину от болезней Разлома; даже глава стражи Гарбалт, давший слово лично закрыть Разлом и вернуть городу былую славу.

Некоторые из них, из тех, что похрабрее, пытались разговаривать с Лэнником. Они спрашивали, когда уже наконец закроют Разлом; обещали, что обязательно завяжут с плохими привычками, когда этот кошмар закончится; клялись потратить все сбережения на постройку приюта для сирот и порицали ушедших жителей города за трусость и недальновидность. Глава стражи попросил Лэнника написать ему клятву на отдельном листке бумаги, а после скрепил ее печатью и повесил на плечо. Менестрель поинтересовался, как зовут старого мастера, но Дэмнок лишь нахмурился, проигнорировав вопрос. Трактирщик Волон приглашал Лэнника в свое заведение «Сто кружек», обещав бесплатно напоить и накормить в любое время года, а один зажиточный фермер даже намекал на взятку, если удастся восстановить посевные угодья.

Дэмнок Лэнник слушал всех этих людей, впитывая каждую каплю информации, запоминая их лица, их эмоции, их слова, повторяя одни и те же вопросы раз за разом, и записывал их имена, выводя натренированным десятилетиями практики каллиграфии почерком идеальные, лишенные недочетов буквы на огромных страницах Черного Гриммуара. Некоторые из жителей не знали своих настоящих, данных им при рождении имен, тогда старый мастер заставлял их глядеть в свои желтые, лишенные зрачков глаза, и после уже записывал истинное имя, отысканное в глубине их неприкаянных душ.

«Версо Кварта, Клудо, Весхольм, Стигрик, Ку Го Фра, Гарбалт, Волон…» – скрипело перо.

Их было сто семь, одна сотня и семь людей, оставшихся в городе, на границе которого открылся Разлом. Из них три десятка женщин и два десятка детей. Они все ответили «да» на последний вопрос, и каждый из них получил метку с опутанным цепями черепом. Когда Лэнник думал об этом, его руки начинали дрожать от гнева, но он заставлял себя сконцентрироваться на деле. Нужно торопиться – у него были всего лишь сутки.

– Заколотите окна и двери так, чтобы даже воздух не просачивался через щели, а после молитесь Омниссии о прощении грехов, – велел Лэнник отцу-настоятелю, прежде чем покинуть церковь. Версо понимающе кивнул, и долго смотрел вслед удаляющемуся мастеру.

Разлом было несложно найти – к нему вели все нити проклятой земли, похожие на взбухшие от зараженной крови вены. И чем ближе Лэнник подходил к источнику заразы, тем становилось жарче. У самого Разлома пекло так, что на человеке загорелась бы одежда и кожа, но красная мантия главы отдела реликвий запретных архивов хранила своего владельца.

Утирая пот и превозмогая боль, Лэнник обошел Разлом, очертив посохом правильный круг, в центре которого оказался маленький кусочек черной скалы. Проклятый небесный камень – именно он, упав со звездного неба, создал Разлом, из-за которого страдали жители Свитсвеле. Здесь даже законы реальности теряли силу: формы земли искажались, изворачиваясь невероятными углами и сводя с ума тех, кто в них вглядывался.

Но человеческие глаза Дэмнока Ленника много лет были слепы, а на мир старый мастер смотрел другим оком – тем, что было вышито на груди его мантии.

Не камень являлся источником зла, он лишь открывал путь для более мерзких сущностей, и эту лазейку следовало закрыть. Ленник оглядел пентаграмму, над которой трудился последние два часа. Луна тускнела на небе, едва освещая линии и знаки, но Дэмнок и так знал, что рисунок идеален, к тому же жар начал спадать и подул прохладный ветер. Ленник поднялся на холм неподалеку, с которого открывался отличный вид на Свитсвеле и одинокое здание Собора Омниссии. Поставив в фонарь особую свечу, Дэмнок зажег ее и начал ждать. От этой свечи по долине растекался густой бордовый дым, а тучи на небе начали темнеть, грозясь обрушиться грозовым штормом на долину Эденгрина.

Пентаграмме нужен всего лишь час, чтобы запечатать Разлом, но хозяин этого места явился спустя несколько минут.

Демон Разлома возник прямо из воздуха, словно был тут всегда. За свою долгую жизнь Лэнник никогда не видел таких огромных порождений бездны: демон был двенадцати футов высотой, с когтями, похожими на длинные мечи, с роговой кожей, полыхающей огнем, и с клыкастой пастью, сочащейся кислотной слюной. Вне себя от ярости, гигантская тварь за несколько ударов сердца разметала начертанные старым мастером линии, легко разрушая запечатывающее заклинание, а когда демон закончил, он направил полный огненного бешенства взгляд на потревожившего его человека. Старый мастер наблюдал за этим безумием с холма, в ста шагах от разлома, ни на секунду не забывая о том, какое горе принес в Эденгрин этот монстр.

– Человечек, – взревел демон так, что земля под его лапами заходила ходуном: – ЧЕЛОВЕЧЕК, Я ТЕБЯ УНИЧТОЖУ!

– Не успеет солнце взойти над Эденгрином, как я поставлю тебя на колени, – тихо пообещал Дэмнок Лэнник, слегка качнув фонарем. Свет от пламени свечи выхватил из темноты густой бордовый туман, который затопил всю долину вместе с Разломом. Демон шагнул вперед, но его лапы увязли в тумане, как в густом киселе, и он чуть не упал.

– ДУМАЕШЬ, МЕНЯ ЭТО ОСТАНОВИТ? – загрохотал демон. Его мышцы натянулись стальными канатами, и он зашагал вперед, с яростью вырывая каждый шаг из крепких кандалов бордового тумана.

Лэнник стянул ткань с посоха, провел пальцами по начертанным на дредвудском дереве рунам и произнес слово силы, подняв посох высоко над головой. С древка сорвалась магическая сфера и пушечным ядром врезалась в грудь демона, но тот даже не замедлил шаг, отмахнувшись от колдовства, как от назойливого комара.

Дэмнок Лэнник отстегнул Черный Гриммуар с пояса и, пролистав страницы, начал чтение. Он читал на разных языках: на певучем дренейском, на крикливом наречии древних орков, на гремучем языке огров, состоящим почти из одних согласных, на языке проклятых демонов из преисподней, чья чудовищная речь отдавалась болью в горле и кровоточащими деснами. Каждый раз, когда Дэмнок делал паузу, он поднимал посох из дредвудского дерева высоко в воздух, и с его навершия на демона Разлома обрушивались проклятье или сила стихии. Старый мастер противопоставил порождению ада всю мощь своего колдовства, низвергая на лютого монстра молнии с небес и таранные удары каменных шипов, насылая на него разложение и чуму, проклиная его тело и поражая внутренние органы. Все познания сильнейшего демонолога Ультимира обернулись против твари из Ада, каждое слово, прочитанное со страниц Черного Гриммуара, было пропитано такой ядовитой мощью разрушения, что скалы вокруг демона плавились от жара и рассыпались от эрозии, а воздух обернулся отравленным газом, наполненный вирусами и паразитами.

Демон шел вперед. Чудовищный метаболизм восстанавливал его тело, заживляя раны и уничтожая яды. Некоторые атаки замедляли монстра, заставляли остановиться, но мгновение спустя он снова шел вперед, и бешенство в его глазах разгоралось с удвоенной силой, словно он лишь распалялся и становился сильней с каждым обрушенным на него проклятием. Это был высший демон, возможно, владыка круга, и ничто из арсенала Дэмнока Лэнника не могло остановить его. Еще пятьдесят шагов, и тварь разорвет демонолога одним ударом, а после отправится в город и сравняет его с землей.

Но Дэмнок Лэнник был не простым демонологом, он был главой отдела реликвий запретных архивов, величайшим практиком и автором Черного Гриммуара. Еще на подходе к Эденгрину он заметил, насколько сильны последствия Разлома: даже небо померкло над этим некогда сияющим краем, а значит, нечто большее, чем просто демон, осквернило эти земли. Старый мастер был готов к тому, что встретит противника, который окажется ему не по силам.

И сейчас, стоя на холме у Разлома и глядя на огромного владыку демонов, Лэнник понимал, что у него не осталось выбора. Старый мастер вздохнул и вновь поднял посох, на этот раз не сказав ни слова. Вспышка света – и на уродливой морде демона отпечатался особый знак, который он даже не заметил, порываясь скорей добраться до человека.

А зря.

Потому что точно такой же знак в виде скованного цепями черепа был начертан на груди у ста семи человек, усердно молящихся во славу Омниссии. Потому что эта метка связывала тела и души этих ста семи праведников и проклятого демона из преисподней.

Дэмнок Лэнник поднял посох во второй раз, и молния сорвалась с грозовых туч на вершину великого Собора Омниссии. Не прошло и вздоха, как на крыше в месте удара разгорелся огонь. Пламя моментально охватило здание, и над городом поднялось зарево пожарища, а миг спустя до Дэмнока донеслись истошные вопли заживо горящих людей. Версо крепко держал слово – святилище заколотили накрепко, никто не выйдет наружу.

Теперь демону предстояло сто семь раз умереть.

– ЧТО ТЫ?.. – рев прервался бульканьем и хрипом, и чудовище Разлома пошатнулось. Океан ярости в его глазах сменился океаном боли. Удар сердца спустя он издал такой дикий вопль, что у Дэмнока Лэнника из ушей потекли ручейки крови. Боль сковала демона, парализовав мышцы и суставы. Сто семь жизней, сто семь смертей – к такому ты был готов, падаль? Дэмнок Лэнник закричал от гнева, глядя на согнувшегося пополам от боли демона.

Но время шло, стена Собора Омниссии обвалилась внутрь и стихли вопли гибнущих людей, а демон все еще стоял на ногах, неподвижный, но живой. Паническая мысль мелькнула в сознании колдуна: неужели даже сто семь смертей мало, чтобы остановить это чудовище?

Дэмнок Лэнник достал перо и чернила и, не медля ни секунды, начертил на своем лбу опутанный цепями череп.

– Я… Я ЛЮЦИФЕР!!! ТЫ ОБРЕЧЕН! – загремел демон, огромными усилиями делая еще один шаг, едва не падая, но продолжая двигаться вперед.

Дэмнок Лэнник размахнулся посохом и тяжелым ударом навершия перебил себе правое колено. Демон завопил от боли, стараясь удержаться, но эта жертва оказалась последней каплей, и его правая лапа подкосилась. Лэнник заскрипел зубами, но не остановился, и повторным ударом перебил себе вторую ногу, рухнув на землю.

Демон упал на колени.

Дэмнок Лэнник достал ритуальный кинжал. Если не хватит ста семи смертей, хватит ли ста восьми? Старый мастер очертил знак вокруг кинжала, и когда лезвие загорелось красным пламенем, воткнул его себе в сердце. Демона подкосило, и его огромная туша рухнула на землю, но Дэмнок уже ничего не видел: ощущение мира поплыло, а сознание начало стремительно погружаться во тьму.

– Кор Корамонд, – прошептал Лэнник, вынимая кинжал из груди, прежде чем горло заполнила кровь, а слова сменил хрип. Спустя несколько бесконечно холодных мгновений мрака его сердце забилось вновь, оживленное тайным словом, а кости ног начали срастаться. Лэнник тяжело задышал, харкая кровью и не веря, что получилось. Так близко к грани старый мастер не подходил никогда. Едва оставаясь в сознании, Лэнник поднял взгляд на тело чудовища.

Демон все еще был жив. Он валялся, окутанный бордовым туманом, его глаза заволокла кровавая пелена, а дыхание было прерывистым и тяжелым, но, без сомнения, он все еще жил. Спустя несколько часов его чудовищный организм полностью восстановится, и он продолжит убивать и осквернять землю, распространяя прокаженный смрад, а все жертвы окажутся напрасными.

Старый мастер очертил знак вокруг кинжала, на этот раз лезвие зажглось метеоритным, синим пламенем, и вонзил сталь себе в печень. Глаза демона округлились от боли.

– Мордакар! – прохрипел тайное слово исцеления Лэнник, чтобы мгновение спустя воткнуть себе кинжал в желудок.

– Карабос, – шепнул он, вбивая лезвие себе в легкое.

– Мардакарамон… – и нож вспарывает живот.

– Ша ша каракас шон…

– Гуэ накоа…

– Зан коробос…

Дэмнок убивал себя снова и снова, раз за разом возвращаясь к жизни и глядя в стекленеющие от боли глаза демона. С каждым словом его магия становилась слабее, исцеление заживляло раны не так быстро, и Лэнник чувствовал, что еще немного, и колдовство не спасет искалеченное тело.

Люцифер перестал дышать раньше, чем это произошло. Тело демона начало рассыпаться, пеплом разлетаясь в тумане. Но пепел не оседал на землю, а слетался на раскрытые страницы огромного фолианта, складываясь в рисунок монстра.

– Еще одно имя для Черного Гриммуара, – одними губами произнес Дэмнок Лэнник, выводя рядом с изображением Люцифера его имя. Начертав последнюю букву, старый мастер закрыл слепые глаза и потерял сознание, не в силах больше бороться с болью и страданиями.

Спустя несколько часов над Эденгрином поднялось солнце, и впервые за долгое время его яркие лучи беспрепятственно добрались до земли, ознаменовывая начало нового дня.